Розмыслова Л.В. Миссия учителя словесника в современном образовательном пространстве

Земную жизнь пройдя до середины,

Я оказался в сумрачном лесу

   Это слова величайшего поэта эпохи Возрождения Данте Алигьери. Начало «Божественной комедии». Но говорит оно не о замысле произведения, а о судьбе самого поэта, оказавшегося на перепутье жизненной дороги. Само же произведение представляет собой три части «Ад», «Чистилище» и «Рай», по которым и путешествует лирический герой, в данном случае равный автору.

Весь путь героя –это сначала спуск, а затем подъём по спирали, на каждом из трёх этапов Данте ведёт сопровождающий от древнегреческого поэта Вергилия до рано ушедшей из жизни возлюбленной Биатриче.

 Мне кажется, что Данте отобразил в своём творении не только мироздание , а жизненный путь каждого человека.

Так и  путь учителя гуманитарных предметов в профессии это подъём по спирали, где на каждом этапе был преподаватель, давший ему возможность увидеть свет, а затем передать этот свет ученикам.

В 5 классе приходит ребёнок на литературу, хорошо, если хотя бы читает. И вот приходит Он, учитель словесности,  и ученик делает  первое открытие, поднимаясь на первую ступень духовно-нравственного развития,- ЛИТЕРАТУРА –это интересно. На чём же поддержать этот интерес? С одной стороны, интерес поддерживается литературой, соответствующей возрасту: сказки, сказочные повести, фентези. С другой стороны, пусть дети делают свои первые  открытия. Например: слово конец и начало были однокоренные, как, впрочем,  и слова время и веретено. (пример урока-исследования Приложение 1).

В 10 классе вновь ученик оказывается на жизненном витке. И вновь на  пути  учитель словесности. Для него открывается новое откровение, что ЛИТЕРАТУРА НЕ ТОЛЬКО ИНТЕРЕСНО, НО ЭТО И ОСОБЫЙ ВИД ИСКУССТВА.

Как этот таинственный мир искусства донести детям. Я вижу в решении этого вопроса следующую модель, или маршрут учащегося с 5 по 11 класс.

Что такое ДНК?

Это биологический термин явления, благодаря которому мы все и разные и едины, и уникальны и универсальны.

Однако духовно нравственная культура, которой уделено немало места в новом проекте образовательного стандарта, тоже сокращённо ДНК.

Случайно ли это?

Ребёнок развивается подобно дереву. Как в стволе дерева есть сердцевина в виде некоего стержня, так и в ребёнке таким стержнем должна стать духовно-нравственная культура.

Перед ребёнком открывается огромное пространство, главное , найти верный вектор движения.

Таким вектором я считаю ДНК. Значит, жизнь человека это подъём вверх по спирали с вектором ДНК.

Первая ступень в этом восхождении – это переход от ЛИЧНОСТИ К КОММУНИКАТИВНОЙ ЛИЧНОСТИ.

На этом этапе происходит овладение коммуникативной компетенцией, ведущим педагогическим условием на данном этапе будет создание речевой среды.

Вторая ступень – это  ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ. Кроме знания родного языка и родной культуры проявляется интерес к другим языкам и культурам. Ведущим педагогическим условием этого этапа становится принцип культуросообразности.

На третий ступени складывается этнофор, обладающий этнокультурной компетенцией. Ведущими педагогическими условиями становятся :  межпредметные связи и толерантность.

Наконец, на четвёртой ступени формируется носитель цивилизационной миссии, проявляющий интерес к мировой культуре, ведущим педагогическим условием становится диалог культур по принципу комплиментарности, ведь ребёнок постоянно находится не только в диалоге, но и в полилоге.

Таким, образом, моя модель  образования видится мне следующей: спираль с тремя координатными осями: ось ДНК, ось компетенций и ось педагогических условий.

Миссия же педагога в данной модели мне видится подобно миссии сопровождающих Данте Алигьери.

Приложение1

УРОК ПО ТЕМЕ

ПРАВОСЛАВНЫЕ КОНЦЕПТЫ АДА И РАЯ В ПЬЕСЕ А.Островского «Гроза»

Установка и цель занятия (5 минут)

.

Я бы предложила  следую­щее рабочее определение концепта: «национальный концепт — это сло­весно выраженная содержательная единица сознания, которая включает понятие, но не исчерпывается им, обогащается культурными смыслами и индивидуальными ассоциациями и изменяется вместе с развитием языка и культуры».

Данное определение учитывает важнейшие признаки концепта:

­    ментальность (концепт — объект идеальный, т. е. существующий в
нашей психике);

­    обобщенность (слово во всем многообразии языковых и внеязыковых связей как обобщенная модель концепта);

­    способность к развитию (динамическая, «слоистая» природа концеп­та — результат «осадка» культурной жизни разных эпох — Ю. С. Степа­
нов);

­    многокомпонентность, которая обусловлена широтой и глубиной
фоновых знаний;

­    инвариантность (в рамках национального самосознания) и вариативность (в рамках индивидуального самосознания).

Школьный КА опирается на практические результаты, достигнутые современной лингвистикой, и учитывает: 11    семантические отношения изучаемого концепта с другими словами родной культуры, место концепта в системе ценностей (отнесение его на основании доминантных признаков к материальному и / или идеальному миру), функции данного концепта в жизни человека.

1. Этап литературной установки на диалог с культурным концептом:

«что знает о данном концепте писатель (поэт)?»

 2. Этап овладения «языком» концепта в ходе школьного КА слова: «что знает о данном концепте сам язык?»

          3. Этап личного речевого творчества: «что знаю о данном концепте я?»

 

Ход урока

1)       1.Рассмотрите внимательно репродукции. Что на них изображено?

 

 

 

2)       Что вы знаете об Адаме и Еве и изгнании их из рая? (5 минут)

3)       Какие слова в вашем сознании связаны с понятием рая и ада?

4)       Запишите слова-ассоциации в данную схему (4-5 основных ассоциаций, для этого выберете один цвет) (5 минут)

 

 

5)  Прочитайте толкование ада и рая в мифологическом словаре

На лучах запишите ключевые понятия о рае и аде (10 минут).

Ад  преисподняя [лат. (locus) infernus., «нижнее места»., о/кдада wtaa. Inferno, франц. l'Enfer, нем. Holle, англ. Hell, «место сокрытия», ср. др.-сканд. hel — Хелъ], пекло (в слав, языках, напр, польск. pieklo, букв.— «смола»), в христианских  ъгеето  вечного   наказания отверженных ангелов и душ умер­ших грешников.

Представления   об   А.   (противопо­ставляемом    раю),    имеющие    своими предпосылками   формирование   поня­тий о дуализме   небесного и подзем­ного,   светлого  и  мрачного  миров,   о душе умершего (резко противопостав­ляемой телу) — в сочетании с возник­новением идеи загробного суда и загро­бного воздаяния—сравнительно поздне­го происхождения.   В дохристианскую эпоху   наглядно-материальные,   дета­лизированные картины потусторонних кар,   которые   описывались   как   по­добные земным пыткам и казням, но превосходящие их, присущи не толь­ко мифологии, связанной с египетским культом   Осириса,   или   проникнутым дуализмом древнеиранским религиоз­но-мифологическим     представлениям, но   и   философской   «мифологии»   пи­фагорейцев   и   Платона   (ср.   видение Эра в «Государстве» Платона). В ка­нонических     ветхозаветных     текстах подобные мотивы  практически отсут­ствуют  (см.  Шеол).  В  каноне  Нового завета    предупреждение     об     угрозе страшного суда  и  А.   занимает   важ­ное  место,  но  чувственная  детализа­ция адских мучений отсутствует. Со­стояние   пребывающего   в   А.   описы­вается не извне (как зрелище), но из­нутри  (как боль); упоминания об А. в   притчах  Иисуса   Христа   рефреном замыкаются словами: «там будет плач и ъкрежет   зубов>>   [Матф.   8,   12;   13, 42 и 50; 22, 13; 24, 51; 25, 30]. А. опре­деляется как «мука вечная»  [25,  46], «тьма внешняя» [8,  12 и др.;   по-цер­ковнославянски    «тьма   кромешная»). Пребывание    в    А.— это    не    вечная жизнь, хотя бы в страдании, но мука вечной смерти; когда для него подби­рается метафора, это не образ пытки, а   образ   умерщвления   (осуждённого раба   из   притчи   «рассекают»,   Матф. 24, 51], а сам страждущий в А. срав­нивается с трупом [ветхозаветные сло­ва о трупах отступников — «червь их не умрёт, и огонь их не угаснет», Ис. 66,   24   [ср.   Геенна  как  синоним  А.] трижды повторены Иисусом Христом об отверженных в А.: Мк. 9, 44, 46, 48].    Наиболее   устойчивая   конкрет­ная черта  А.   в   Новом  завете — это упоминание огня,  символический ха­рактер   которого   выявлен  через   оче­видную   цитатность   соответствующих мест:   уподобление  А. «печи огне] [Матф. 13, 42] соотносится с кош том  популярных  легенд  о  каре, торой были подвергнуты Авраам i нители трёх отроков, а образ А. «озера огненного и серного» [Апок. \Ч; 1\, Ъ; уже в крцдавенаж тек А. назван «мраком вечного огня» i ворится    о   наказании    «серным нём»] — с   образностью    ветхозавс го повествования о дожде огня и < над   Содомом   и   Гоморрой   (Быт. 24). Символика огня получает осе но   глубокие   измерения,    поско. огонь — это   метафора   для   опис! самого   бога:   Яхве — «огнь     поя; щий» (Втор. 4, 24, цитируется в вом   завете — Евр.   12,   29);   явд< духа   святого — «разделяющиеся   i ки,   как   бы   огненные»   (Деян.   ', причастие сравнивается в  правое ных молитвах с огнём, очищающим стойных  и  опаляющим  недостош Отсюда  представление,  что  по с\ ству нет какого-то особого адского ня, но всё тот же огонь и жар бога, торый составляет  блаженство дос ных, но мучительно жжёт чуждых и холодных жителей А.  (такова. : ример, интерпретация сирийского стика   7   в.   Исаака   Сириянина) кое  понимание  А.  не  раз  возрек лось  мистическими  писателями   средневековья,  а  в новое  время — художественной     и     философско-мистической   литературой     (вплоть Ф. М. Достоевского) о Рае  известно только —   что там человек всегда с богом - образов Р. в христианской  иконографической   традиции,   то   она   идёт   по "линиям: Р. как сад; Р.. как небеса.   Исходной точкой служат библейские    околобиблейские    тексты: первой — ветхозаветное         [Быт. 2, 8—3, 24]; для второй— новозаветное   описание   Небес-Иерусалима   [Апок.   21,   2—22, ;дя      третьей — апокрифические Вешня надстроенных один над других населённых ангелами небесных =   начиная с «Книг Еноха Пра-вго»].  Каждая  линия имеет своё m   к   человеческой   истории.

Эквивалент образов  «сада» и «города» для v. кого     мышления     выражена

уже в языке (слав, град означало и «город» и «сад, огород», ср. градарь, «садовник», вертоград, нем. Garten, «сад»). Они эквивалентны как образы пространства «отовсюду ограждён­ного» (ср. выше этимологию слова «парадиз») и постольку умиротворён­ного, укрытого, упорядоченного и ук­рашенного, обжитого и дружественно­го человеку — в противоположность «тьме внешней» (Матф. 22, 13), лежа­щему за стенами хаосу (ср. в сканди­навской мифологии оппозицию миров Мидгард—Утгард).

         Ограждённость и замкнутость Эде­ма, у врат которого после грехопа­дения Адама и Евы (см. «Грехопаде­ние») поставлен на страже херувим с огненным мечом [Быт. 3, 24], ощути­ма тем сильнее, что для ближневос­точных климатических условий сад — всегда более или менее оазис, орошае­мый проточной водой [Быт. 2, 10, ср. проточную воду как символ благода­ти, Пс. 1, 3] и резко отличный от бес­плодных земель вокруг, как бы миниа­тюрный мир со своим особым возду­хом (в поэзии сирийского автора 4 в. Ефрема Сирина подчёркивается ка­чество ветров Р., сравнительно с ко­торыми дуновения обычного воздуха — зачумлённые и тлетворные). По­скольку Эдем — «земной Р.», имею­щий географическую локализацию «на востоке» (Быт. 2, 9), в ареале север­ной Месопотамии (хотя локализация эта через понятие «востока» связана с солнцем и постольку с небом, по­скольку восток — эквивалент вер­ха), заведомо материальный, дающий представление о том, какой должна была быть земля, не постигнутая про­клятием за грех Адама и Евы, мысль о нём связана для христианства (осо­бенно сирийского, византийского и русского) с идеей освящения вещест­венного, телесного начала. Тот же Ефрем, опираясь на ветхозаветное упоминание четырёх рек, вытекаю­щих из Эдема [Быт. 2, 11], говорит о водах Р., таинственно подмешиваю­щихся к водам земли и подслащиваю­щих их горечь. В легендах о деве Марии и о святых (от повара Евфросина, ранняя Византия — до Сера­фима Саровского, Россия, 18—19 вв.) возникает мотив занесённых из Р. це­лящих или утешающих плодов, иногда хлебов (эти яства, как и воды у Еф­рема, символически соотнесены с ев­харистией, «хлебом ангелов» — неда­ром в житии Евфросина плоды кладут на дискос — и стоят в одном ряду с Граалем). В качестве места, произращающего чудесные плоды, Р. мож­но сопоставить с садом Гесперид в греческой мифологии и с А валлоном в кельтской мифологии.

7) Прочитайте отрывки из пьесы А.Островского «Гроза». Найдите понятия об аде и рае , совпадающие  с вашими представлениями и с толкованием в словаре, заштрихуйте их на схеме (10 минут).

8) Запишите в кружочки другого цвета те слова, связанные с понятием ада и рая у писателя, которые не совпадают с вашими и с толкованием статьи (5 минут).

Молчание.

Знаешь, мне что в голову пришло?

Варвара. Что?

Катерина. Отчего люди не летают!

Варвара. Я не понимаю, что ты говоришь.

Катерина. Я говорю: отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела. Попробовать нетто теперь? (Хочет бежать.)

Варвара. Что ты выдумываешь-то?

Катерина (вздыхая). Какая я была резвая! Я у вас завяла совсем.

Варвара. Ты думаешь, я не вижу?

Катерина. Такая ли я была! Я жила, ни об чем не тужила, точно птичка на воле. Маменька во мне души не чаяла, наряжала меня, как куклу, работать не принуждала; что хочу, бывало, то и делаю. Знаешь, как я жила в девушках? Вот я тебе сейчас расскажу. Встану я, бывало, рано; коли летом, так схожу на ключик, умоюсь, принесу с собой водицы и все, все цветы в доме полью. У меня цветов было много, много. Потом пойдем с маменькой в церковь, все и странницы, — у нас полон дом был странниц да богомолок. А придем из церкви, сядем за какую-нибудь работу, больше по бархату золо­том, а странницы станут рассказывать, где они были, что видели, жития разные, либо стихи поют. Так до обеда время и пройдет. Тут ста­рухи уснуть лягут, а я по саду гуляю. Потом к вечерне, а вечером опять рассказы да пение. Таково хорошо было!

Варвара. Да ведь и у нас то же самое.

Катерина. Да здесь все как будто из-под неволи.

И до смерти я любила в церковь ходить1 Точно, бывало, я в рай войду, и не вижу никого, и время не помню, и не слышу, когда служба кончится. Точно как все это в одну секунду было. Маменька говорила, что все, бывало, смотрят на меня, что со мной делается! А зна­ешь: в солнечный день из купола такой светлый столб вниз идет, и в этом столбе ходит дым, точно облака, и вижу я, бывало, будто ангелы в этом столбе летают и поют. А то, бывало, девушка, ночью встану, — у нас тоже везде лампадки горели, — да где-нибудь в уголке и молюсь до утра. Или рано утром в сад уйду, еще только солнышко восходит, упаду на колена, молюсь и плачу, и сама не знаю, о чем молюсь и о чем плачу; так меня и найдут. И об чем я молилась тогда, чего я просила, не знаю; ничего мне не надобно, всего у меня было довольно. А какие сны мне снились, Варенька, какие сны! Или храмы золотые, или сады какие-то необыкно­венные, и всё поют невидимые голоса, и кипарисом пахнет, и горы и деревья будто не такие, как обыкновенно, а как на образах пишутся. А то будто я летаю, так и летаю по воздуху. И теперь иногда снится, да редко, да и не то.

Варвара. А что же?

Катерина (помолчав). Я умру скоро.

Варвара. Полно, что ты!

Катерина. Нет, я знаю, что умру. Ох, девушка, что-то со мной недоброе делается, чудо какое-то! Никогда со мной этого не было. Что-то во мне такое необыкновенное. Точно я снова жить начинаю, или... уж и не знаю.

Варвара.   Что же с тобой такое?

Катерина (берет ее за руку). А вот что, Варя, быть греху какому-нибудь! Такой на меня страх

такой-то на меня страх! Точно я стою над про­пастью и меня кто-то туда толкает, а удержать­ся мне не за что. (Хватается за голову рукой.)

Варвара. Что с тобой? Здорова ли ты?

Катерина. Здорова... Лучше бы я больна была, а то нехорошо. Лезет мне в голову мечта какая-то. И никуда я от нее не уйду. Думать стану — мыслей никак не соберу, молиться—не отмолюсь никак. Языком лепечу слова, а на уме совсем не то: точно мне лукавый в уши шепчет, да все про такие дела нехорошие. И то мне представляется, что мне самое себя совестно сделается. Что со мной? Перед бедой перед какой-нибудь это! Ночью, Варя, не спится мне, все мерещится шепот какой-то: кто-то так ласково говорит со мной, точно голубит меня, точно голубь воркует. Уж не снятся мне, Варя, как прежде, райские деревья да горы; а точно меня кто-то обнимает так горячо-горячо, и ведет меня куда-то, и я иду за ним, иду...

Варвара. Ну?

Катерина. Да что же это я говорю тебе: ты — девушка.

Варвара (оглядываясь). Говори! Я хуже тебя.

Катерина. Ну, что ж мне говорить? Стыдно мне.

Варвара. Говори, нужды нет!

Катерина. Сделается мне так душно, так душно дома, что бежала бы. И такая мысль придет на меня, что, кабы моя воля, каталась бы я теперь по Волге, на лодке, с песнями, либо на тройке на хорошей, обнявшись...

Варвара. Только не с мужем.

Катерина. А ты почем знаешь?

Варвара. Еще бы не знать!..

Катерина (одна, держа ключ в руках). Что она это делает-то? Что она только придумывает? Ах, сумасшедшая, право, сумасшедшая! Вот погибель-то! Вот она! Бросить его, бросить дале­ко, в реку кинуть, чтоб не нашли никогда. Он мне руки-то жжет, точно уголь. (Подумав.) Вот так-то и гибнет наша сестра-то. В неволе-то кому весело! Мало ли что в голову-то придет. Вышел случай, другая и рада, так, очертя голо­ву, и кинется. А как же это можно, не поду­мавши, не рассудивши-то! Долго ли в беду попасть! А там и плачься всю жизнь, мучайся; неволя-то еще горче покажется. (Молчание.) А горька неволя, ох, как горька! Кто от нее не плачет! А пуще всех мы, бабы. Вот хоть я теперь! Живу, маюся, просвету себе не вижу! Да и не увижу, знать! Что дальше, то хуже. А теперь еще этот грех-то на меня. (Задумывает­ся.) Кабы не свекровь!.. Сокрушила она меня... от нее мне и дом-то опостылел; стены-то даже противны. (Задумчиво смотрит на ключ.) Бросить его? Разумеется, надо бросить. И как он это ко мне в руки попал? На соблазн, на пагубу мою. (Прислушивается.) Ах, кто-то идет. Так сердце и упало. (Прячет ключ в карман.) Нет!.. Никого!.. Что я так испугалась И ключ спрятала... Ну, уж знать, там ему и быть! Видно, сама судьба того хочет! Да какой же в этом грех, если я взгляну на него раз, хоть издали-то! Да хоть и поговорю-то, так все не беда! А как же я мужу-то!.. Да ведь он сам не захотел. Да может, такого и случая-то еще во всю жизнь не выдет. Тогда и плачься на себя: был случай, да не умела пользоваться. Да что я говорю-то, что я себя обманываю? Мне хоть умереть, да увидеть его. Перед кем я притворя­юсь-то!.. Бросить ключ! Нет, ни за что на свете! Он мой теперь... Будь что будет, а я Бориса увижу! Ах, кабы ночь поскорее!..

1-й. Еще хорошо, что есть где схорониться. Входят все под своды.

Женщина. А что народу-то гуляет на бульваре! День праздничный, все повышли. Купчихи такие разряженные.

1-й. Попрячутся куда-нибудь.

2-й. Гляди, что теперь народу сюда набьется!

1-й (осматривая стены). А ведь тут, братец ты мой, когда-нибудь, значит, расписано было. И теперь еще местами означает.

2-й. Ну, да, как же! Само собой, что расписано было. Теперь, ишь ты, все впусте оставлено, развалилось, заросло. После пожару так и не поправляли. Да ты и пожару-то этого не помнишь, этому лет сорок будет.

1-й. Что бы это такое, братец ты мой, тут нарисо­вано было; довольно затруднительно это пони­мать.

2-й. Это геенна огненная.

1-й. Так, братец, ты мой!

2-й. И идут туда всякого звания люди.

1-й. Так, так, понял теперь.

2-й. И всякого чину.

1-й. И арапы?

2-й. И арапы.

1-й. А это, братец ты мой, что такое?

2-й. А это Литовское разорение*. Битва! видишь? Как наши с Литвой бились.

1-й. Что ж это такое Литва?

2-й. Так она Литва и есть.

1-й. А говорят, братец ты мой, она на нас с неба упала.

2-й. Не умею я тебе сказать. С неба, так с неба.

Женщина. Толкуй еще! Все знают, что с неба; и где был какой бой с ней, там для памяти курганы насыпаны.

1-й. А что, братец ты мой! Ведь это так точно.

Входят Дикой и за ним Кулигин без шапки. Все кланяются и принимают почтительное положение.

Катерина (одна). Куда теперь? Домой идти? Нет, мне что домой, что в могилу — все равно. Да, что домой, что в могилу!., что в могилу! В могиле лучше... Под деревцем могилушка... как хорошо!.. Солнышко ее греет, дождичком

ее мочит... весной на ней травка вырастет, мягкая такая... птицы прилетят на дерево, будут петь, детей выведут, цветочки расцветут: желтенькие, красненькие, голубенькие... всякие (задумывается), всякие... Как тихо, так хорошо! Мне как будто легче! А об жизни и думать не хочется. Опять жить? Нет,, нет, не надо... нехорошо! И люди мне противни, и дом мне противен, и стены противны! Не пойду туда! Нет, нет, не пойду! Придешь к ним, они ходят, говорят, а на что мне это! Ах, темно стало! И опять поют где-то! Что поют? Не разберешь... Умереть бы теперь... Что поют? Все равно, что смерть придет, что сама... а жить нельзя! Грех! Молиться не будут? Кто любит, тот будет молиться... Руки крест-накрест складывают... в гробу! Да,- так... я вспомнила. А поймают меня, да воротят домой насильно... Ах, скорей, скорей! (Подходит к берегу. Громко.) Друг мой! Радость моя! Прощай! (Уходит

Итак, подведём итог, составим концепты ада и рая. В центре пересечений будут общие и постоянные понятия для всех. Те, которые сложились веками в сознании народа. Сделайте вывод об особенностях концептов ада и рая у /А.Островского\ Лескова.(5 минут)